...мысли готовы были взорвать голову... Они прогоняли сон, вытряхивали из-под одеяла и выталкивали Его на улицу подальше от казенного зловонья и храпящих соседей. Перешагнув за порог, он вдыхал мороз в легкие и представлял себя на свободе. Вот так же, однажды, он перешагнет через черту, отделяющую черно-белый мир от разноцветного. Мороз забрался под телогрейку, охранник на вышке  щелкнул затвором. Что ж, пора возвращаться. Согрел чай. Занемевшие пальцы жадно потянулись к кружке. Черт!!! Горячо! Продрог так, что зубы отбивают чечетку...
Ну вот, наконец, в постель. Нащупал телефон. Только бы не заметили. Интернет - роскошь в этом месте. Щелк – «Одноклассники»... Щелк – а Она опять на сайте. Что заставляет Ее, сытую и изнеженную, вылезать в такую рань из-под одеяла и тащиться к компьютеру?
Ничего не значащая переписка на сайте «Одноклассники» развлекала его. Отвлекала от мыслей. Он ждал досрочного освобождения, но суд то и дело откладывали. Раздражение копилось. И Он пил. Когда он пил, то становился еще более вспыльчивым и раздражительным. Тогда он пил еще, потом еще, до полной отключки. Его бездыханное тело приносили в казарму друзья. Его уважали и там, и здесь, в лагере. Жизнь сложилась так, что сидеть ему пришлось не один раз. И не два… Ему пятьдесят девять. Как быстро проходит жизнь. Когда на воле. Но двадцать три года из них медленно тянулись на зоне. А эти последние дни. Ох, как и выдержать... На его пьянство даже охранники закрывали глаза. И никому не приходило в голову подставить его, чтобы сорвать досрочное освобождение.
Алкоголь все-таки сделал свое дело, и сон прервал беспорядочные мысли.

***

«Овсянка, сэр» Боже!!! Как эти тупые англичане могут жрать ее каждое утро! Он уже не мог видеть это серое месиво. Так, спокойно... Ну, правильно, на те деньги, что выделяются на содержание зека разве можно приобрести что-то другое!!! А что вообще можно приобрести за ДЕНЬГИ там, за колючкой! Он задумался...  Куплю сало. Не-е-е, не в магазине. Схожу на рынок. Выберу большой шмат, розовый, в прожилках с нежной шкуркой, засолю, как умею только Я. Нашпигую чесночком, натру специями. Надо не забыть про лаврушку. Если ее растереть в ступке... М-м-м, аж голова закружилась. Просолится, порежу брусочками. К черту эти интеллигентские тонкие ломтики. Сало надо резать брусочками! И картошечку! Достану хрустальную рюмку, намою-натру, чтоб заиграла разноцветными искрами. Налью водки из запотевшей бутылки. Да-а-а!!! ...И музыку. Что там у нас? Ободзинский? Ну-ну... Пусть будет Валера...  «Э-эти  гла-аза-а, напро-о-отив»... Блин! Перед глазами опять эта баба из мобильника. Как наваждение. Вот привязалась. Что ж теперь? надо еще одну рюмку мыть... Он хмыкнул. Да-а-аа, переписка затягивала. Ну ничего. Вот выйду …

***

Она проснулась в холодном поту. Ох уж эти возрастные изменения. Долго вглядывалась в свое отражение.
-М-м-да... «ну и вид у вас, Шарапов». 
Ладно, унывать не будем. Быстро скинула халатик, ночнушку и в душ. Так ручки, ножки. Выключаем горячую воду и холодную, на всю катушку. Десять лет обливается, но первый шаг под обжигающе холодную воду... всегда... бр-р-р-р... страшно! Ну, вот совсем другое настроение. Осталось чуть приглушить красоту косметикой и вперед.
Она поставила чайник и подсела к компьютеру. Прошли чуть больше десяти дней, с тех пор, как она, повинуясь интуиции, откликнулась на вопрос:
-Давай пообщаемся, девочка?.
Надо было прекратить все еще тогда, когда он написал, что сидит в лагере. Но ее почему-то это не испугало. Она оценила честность, ведь Он мог просто промолчать. Теперь точка возврата пройдена. Она подсела на общение с этим непростым человеком. Ей стала небезразлична его судьба. Ладони взмокли, пальцы задрожали. Адреналин, блин... Щелк – она снова в «Одноклассниках»…
Вот удивились бы близкие, узнай они про ее шалости в Интернете. От его «Привет, девочка!» эта самая девочка, расталкивая локтями все другие ипостаси, вырывалась наружу. «Здрасти». Нет, не тот правильный ребенок, каким она всегда СТАРАЛАСЬ быть в детстве, а безбашенный чертенок, который сидел у этого ребенка внутри.

***

Она задавала вопросы, заставляя Его возвращаться в детство. Картинки пробегали перед глазами, как кадры старого кино.
Вот Ему восемь. Все вокруг только и говорят, что о спутнике. Круглая железка, и, надо же, летает вокруг Земли.
-Дядь-Миш, а ну как упадет?
-Дык это… ужо упал, сам видел. В силосную яму. Ты только того, найдешь - руками не трожь. Горячий больно.
Крестный хитро подмигнул, а Он-то все принял за чистую монету. Спутник, горячий, в силосной яме за селом. Схватил сковороду (горячий же!) и бежать. Как упал в яму, теперь уже и не помнит. Нашли его, закоченевшего, ночью по сковороде, что осталась на земле.
Вот в селе отключили электричество. А в колхозном гараже - старый грузовик. Залез, вытащил аккумулятор. Дома подключил провода.
-Вот, мама, получай свет!
Пришлось матери платить штраф. А получала она 350 рублей. Это по старым деньгам.
Ну и намучалась же она с ним в детстве. То налет на чужой огород организует (своих огурцов «ешь, не хочу», а с чужой грядки вроде как вкуснее), то поджиг смастерит (как еще руки-то не поотрывало?) Скрыть проказы никак не удавалось.
-Мама, а как ты узнала?
-Боженька сказал. Он все видит! 
Сейчас он понимал, каким ужасом была охвачена мать, глядя на изуродованную икону. Иверская Божья Матерь! Басурмане изрубили икону саблями и были жестоко наказаны. Как же испугалась тогда она, за него! А Он не чувствовал греха. «Ах, Боженька все видит?», мало того что видит, так еще и матери его закладывает. Схватил ухват, прицелился:
-Вот, получай. Ну, как ты теперь будешь шпионить за мной? Без глаз!
Сейчас, стоя со свечой в лагерной церкви, он понимал, что, наверное, тогда Божья Матерь и закрыла глаза на его Судьбу. Сколько раз, моля Небеса, он не получал долгожданного ответа. Ему захотелось вернуться в тот год, в тот день, чтобы исправить содеянное, утереть материнские слезы, успокоить ее сердце. Комок подкатил к горлу. Глядя в бездонные глаза Богоматери, он молился. «Простишь ли ты меня когда-нибудь? или вся
моя жизнь положена на искупление этого греха?»

***

Он с остервенением скоблил заросшую черной щетиной щеку. Из зеркала на него смотрело угрюмое, злое лицо. Настроение было поганое.  Дни тянулись, как недели, недели - как годы. Интернет глючил конкретно. Он с тупым усердием набивал одну и ту же фразу «сайт моросит» и не мог ее отправить. Он швырнул мобильник в тумбочку в твердой убежденности не заходить сегодня на сайт.