Одноименные полюса
двух магнитов
взаимно отталкиваются.
Из курса общей физики

Маленькая балерина выстой не больше спичечного коробка, крутилась перед зеркалом. Папа объяснил, что в основаниях куклы и зеркала были впаяны магниты одноименными полюсами вниз, они отталкивались, поэтому балерина крутилась. Чтобы пятилетней Катюхе было понятнее, он достал из тумбочки металлическую коробку, в которой раньше хранился чай, и выудил оттуда два слипшихся магнита. Папа положил их на стол и стал подъезжать, как на маленькой машинке, одним кусочком к другому. Лежащий спокойно кусочек вдруг, как живой, отпрыгнул в сторону. Кивнув, будто поняла, Катя снова замерла перед крошечной балериной. Само понятие «балерина» было связано исключительно с этой маленькой статуэткой, что без устали крутилась перед зеркалом. Поэтому, увидев по телевизору танцующую девушку, Катя подумала: «Музыка!» Музыка! Вот, что это было! Музыка обрела тело. В пышной юбочке с венком из белых перьев она, изящно изогнувшись, пыталась взлететь. Кто-то неведомый мешал ей оторваться от земли. Музыка отбивалась, яростно взмахивала руками-крыльями, крутилась на носочках, дробно семенила ножками. Устав, она пробежала волной по вытянутым рукам и, наконец, взмыла вверх тревожным звуком, но упала на пол, сложив крылья... Или руки.… Застонав, последним движением вздрогнула пальцами и застыла... Музыка умерла.… Слезы выступили на глазах у Кати.
Диктор невозмутимым голосом объявил:
- Сен-Санс. «Умирающий лебедь» в исполнении балерины Майи Плисецкой.
Катя выдохнула:
- Балерина…

***

- Катя, мы идем записываться в балетную студию.
Желающих стать балеринами оказалось гораздо больше, чем мест в группе. За столом, покрытым красной скатертью, сидела комиссия. Строгие тети внимательно следили за девочками, шагающими круг за кругом по залу. После этого зачитали фамилии тех, кто не прошел на следующий тур. Катя вспомнила детский сад и дурацкую игру. Ребята бегали по кругу, и когда музыка замирала, должны были быстро сесть на стулья. Стульев всем не хватало. Самый неповоротливый выбывал из игры. Обычно этим самым была Катя. Нехорошее предчувствие испортило праздничное настроение: «Провалюсь! Как пить дать, провалюсь!» Девочки еще долго давили на клавиши пианино и стучали карандашами по столу, пытаясь повторить то, что простучали строгие тетеньки. Наконец вынесли список последних выбывших. Кати в нем не оказалось.

Ей сшили белое платье с короткой юбочкой, купили коричневые чешки. Она стала три раза в неделю заниматься в зеркальном зале у станка, разучивать сложные движения и привыкать к разным там гран батманам и плие. Через год у Кати появилась колючая пачка из накрахмаленной марли и розовые пуанты. Девочка стала мечтать о венке из белых перьев. На выступлениях, правда, Катю всегда ставили в последний ряд, но стеснительная девочка была этому даже рада. Прошел еще год. На последнем собрании балетмейстер Иван Данилович сказал маме, что Катя абсолютно бесперспективна, и учить ее балету дальше не имеет никакого смысла.

В сентябре прослонявшись без дела неделю, другую, заскучавшая Катя решила записаться в секцию спортивной гимнастики. Тренер попросила ее присесть, наклониться, сесть на шпагат, сделать мостик. Потом, глядя девочке прямо в глаза, сказала:
- Я тебя не возьму. В гимнастике у тебя нет никаких перспектив.

***

- Мама, а давай я пойду в музыкалку. Научусь играть на скрипке.
- Катя! Скрипка дорогая, ты опять бросишь, куда мы ее тогда денем?
- Мамочка, честное слово не брошу, вот увидишь!
- Тогда давай договоримся так. Если ты бросишь музыкальную школу, то деньги за скрипку тебе придется вернуть.
- Мама, но у меня нет денег…
- Вернешь с первой получки.
Так и решили.

Девочка сама сбегала в музыкальную школу, прошла прослушивание и записалась в класс скрипки, благо там был большой недобор.
Старенький школьный мастер настроил инструмент, натер смычок канифолью и пожелал девочке успеха.
Запыхавшись, Катя влетела в класс на первый урок. Притопывая от нетерпения, девочка с трудом дождалась, когда можно будет наконец-то заиграть на скрипке. В голове звучала незабываемая мелодия Сен-Санса. Скрипка больно разместилась на ключице, неловкие пальцы раскорячились на грифе. Катя зажмурилась, красиво взмахнула смычком и провела им по струнам... Отвратительнейший, невыносимый, жуткий скрип наполнил комнату. Катя удивленно распахнула глаза и уставилась на учительницу. Та одобрительно кивнула головой:
- Продолжай, Катя!
Инструмент, оправдывая свое название, скрипел так, будто срочно нуждался в машинном масле.
Шло время. Когда Катя занималась, домашние старались улизнуть из дома.

Соль-си-си-си-ля-до-си-ля,
Соль-си-си-си-ля-до-си-ля ,
Соль-фа-ми-ми-ре, ми-фа-соль-ре,
Соль-фа-ми-ми-ре, ми-фа-соль.

Учительница велела играть не меньше часа в день, но Катя с трудом выдерживала пятнадцать-двадцать минут. Скрипка, тем временем, перестала скрипеть и сменила свое амплуа на тоскливые ноющие звуки. А когда урок впервые прозвучал четко и без ошибок, Катя решила, что надо заниматься дольше.

На Новый год родители пригласили друзей. Дети играли в соседней комнате, когда Катя услышала требовательный папин голос.
- Катя, ну-ка сыграй нам что-нибудь!
Катя послушно достала скрипку из футляра, прижала ее подбородком и добросовестно заскрипела: «Петушок-петушок». Папа покраснел. Гости сначала неловко покашливали, потом стали громко переговариваться между собой и дружно захлопали в ладоши, едва она прекратила играть. От стыда и унижения девочке захотелось плакать.
Первые звуки, радующие слух, Катя научилась извлекать из скрипки только к концу учебного года. Отыграв экзамен на тройку, она стойко выслушала приговор учительницы:
- Я не думаю, девочка, что тебе стоит продолжать учебу. У тебя абсолютно нет слуха.
Почему-то вспомнились магниты, отскакивающие друг от друга.