"Ночь была с ливнями, и трава в росе..." доносилось из черной сковороды репродуктора. "Сливнями - значит черная, как слива"- подумала Катюха, сидя у окна. Она любила рассматривать замысловатые морозные узоры. Вот и сейчас увидела заснеженную избу, деревья в инее, покосившийся забор. "Утки все парами, как с волной волна…..." Прижав пальчик к стеклу, она провела им вдоль "забора". Образовалась проталина. "Все ждала и верила, сердцу вопреки. Мы с тобой два берега у одной реки". Воображение услужливо дорисовало речку и двух уточек. Вот только слово "вопреки" не желало обретать образ. Дальше шло уже совсем непонятно: "У меня другого нет, я тебя ждала!" Чего это другого у нее не было, когда она его ждала? Погрузившись в мысли, Катюха не заметила, как ее язычок высунулся и морковкой направился прямо к воображаемой уточке. Едва коснувшись стекла, девчонка поняла свою ошибку и дернулась назад. Уффф... Хорошо, быстро сообразила. А то случилось бы, как вчера.
Вчера во дворе второклассник Петька протянул ей большой ключ и сказал:
-Лизни! Как мороженое!
Ну Катюха и лизнула. Язык намертво примерз к железке. Оторвать его не получилось. Петьке вдруг стало совсем не смешно. Он потащил девочку в дом. Тетя Маша схватила чайник и стала поливать на ключ. Катя едва успела подумать: "Надо ж на язык лить", как ключ сам собою отвалился. Язык запекло так, будто она лизнула раскаленный утюг. Он болел еще и сегодня. Девочка поежилась, представив себя примороженной к стеклу. Вот влетело бы.
Гелена Великанова допела песню, и малышка посмотрела на часы. Ну вот, когда маленькая стрелка будет на двойке а большая на двенадцати по радио начнется "Клуб знаменитых капитанов". Потом "Театр у микрофона", ну а потом и мама придет с работы. А сейчас... Катя включила проигрыватель. Отец, непременно, всыпал бы ей, если бы узнал, что она самовольно распоряжается его ЕГ-3.  Самодельная алюминиевая коробка со в вставленной вертушкой от патефона. На корпусе высверлено ЕГ-3, что означает Евгениий Голованов третья модель. Открыв тумбочку,  достала коробку с пластинками. Сначала она послушает "Блоху".  Когда зычный мужской голос пропел: "Для друга дорогого сшей бархатный кафтан. Блохе, да да хе-хе-хе-хе-хе блохе. Хе-хе-хе-хе-хе кафтан",  Катюха покатилась со смеху. Блохе - бархатный кафтан. Ха-ха-ха! Ее веселил даже не текст. Ей, окруженной суровыми, угрюмыми мужчинами, казалось удивительным, что взрослый человек поет такую детскую песенку. Включив "Блоху" еще раз, Катя влезла в мамины туфли, напялила на голову шляпку с пером и вуалью, покривлялась перед зеркалом. Ну вот, а сейчас ее любимая. Без труда узнав пластинку, она села на пол и закрыла глаза. Вступление было похоже на капель. Вздохнула: "Сейчас!"
Катя слышала эту песню не раз, но снова вздрогнула, когда из микрофона на нее обрушилось "Але вонэ, милор". Она думала, что певица с таким голосом должна быть похожа на Людмилу Зыкину. Это огорчало. Катя вовсе не считала Зыкину красавицей. С трудом складывая буквы в слова, прочитала "Мэ-и-лэ-о-рэ-дэ Э-дэ-и-тэ Пэ-и-а-фэ". Она призвала на помощь все свое воображение и одарила незнакомку синими глазами, густой шевелюрой и осиной талией. Воображаемая певица прижала руки к груди "Але вонэ, милор".
Ну вот! Так-то лучше.